Новости – Общество
Общество
«Все говорили, что наши уже идут, но наши не успели»
Фото: личный архив Г.Д. Дербасовой
Как простая севастопольская девочка выживала в войну и спасала от жажды раненых
3 июня, 2016 16:24
6 мин
Когда Севастополь обстреливали и с земли и с воздуха, Галина Дмитриевна Дербасова, в девичестве Соловьева, была восьмилетней девочкой. Бомбежка усиливалась, жителей эвакуировали на Кавказ. Когда из Камышовой бухты уходил последний транспорт, мама не захотела уезжать, оставив здесь мужа. Сначала семья пряталась в Инкерманских штольнях. Однажды приехал отец и перевез жену и троих детей обратно на Северную сторону. Через три дня штольни взорвали.
– На Северной было много пещер, там, где дыры. В первой дыре был госпиталь, сейчас там туалет поставили, а наша пещера была следующей.
Вместе с такими же детьми Галина Дмитриевна носила воду раненым солдатам и матросам. Ползком.
– Мы маленькие — незаметные. Тех, кто постарше, замечали и убивали сразу. На контрфорсе сидели автоматчики. А мы ползком, ползком, проберемся на старосеверную, там из колодца наберем воды, кто в бидончик, кто в чайник. Вода солоноватая, потому что море рядом. Потом из чайной ложечки солдатиков поили. С ними одна санитарка осталась, а врачей уже не было, все уехали. Бросили, так я вам скажу.
«Нас спас татарин»
Когда немцы оказались совсем близко, в районе Бартеньевки (упраздненный поселок Севастопольского горсовета, сейчас — район в Севастополе на Северной стороне — Примеч. РП), то местные жители переодели в гражданскую форму всех раненых солдат и матросов и спрятали в разных пещерах, выдавая бойцов за мужей, отцов и сыновей. Северную сторону захватили, горожан отселили на 3 км от моря.
– Папа сказал, что нам нужно добраться до Бахчисарая. Он был подпольщиком, но тогда мы этого не знали. Шли пешком. Нас приютил один татарин, комнатку дал небольшую. Папа нам ничего не говорил, но каждый день куда-то уходил.
Оказалось, что он и его товарищи переодевались в фашистскую форму и, выдавая себя за немцев, ездили в лагеря военнопленных. Там спасали командиров, комиссаров, политработников, переодевали и отправляли в леса к партизанам. В один из дней с большой земли пришла шифровка с приказом сообщить, кого удалось спасти.
– Наша советская машинистка работала у немцев. Папа рассказывал, что она спряталась, и стала печатать список спасенных военнопленных. Напечатала, затем начала набирать список подпольщиков. В это время уже ломились в двери. Женщина успела сжечь список военнопленных, а список партизан остался. Ее на месте и застрелили.
В тот же день подняли весь Бахчисарай — искали подпольщиков. Добрый хозяин — татарин, спас семью от расстрела.
– Он постучал в окошко и говорит: «Мите, Мите, бери своих барашка, русских расстреливают, я тебя спасу». Он нас барашками звал.
Всю ночь они шли пешком через леса. На рассвете пришли в Бартеньевку. Там оказалось много пустых домов, где немцы разрешали жить, им нужна была рабочая сила.
«Нас не успели освободить»
Потом семья перебралась на площадь Захарова. На нервной почве у отца отнялись ноги, а младший брат заболел корью.
– Там, на площади сейчас стоят два дома, а раньше был постоялый двор. Мы спрятались в нише, больше похожей на подземелье. Наш дом остался цел, но мы не решились туда вернуться. Как-то мама собралась сходить в дом, на пару часов, чтобы помыть брата, который уже покрылся корью. Как только она ушла, на площади поднялся шум.
Советские войска наступали, уже были совсем рядом — на Каче. Немцы эвакуировались, а вместе с собой брали технику, архив документов и людей. Местных жителей сгоняли в Константиновскую батарею, вели даже пожилых людей, тем, кому было за восемьдесят. Отца Галины Дмитриевны пришлось нести на одеяле, сам идти он не смог.
– Все говорили, что наши уже идут, скоро нас освободят, но не успели.
4 мая 1944 года немецкие войска подогнали к берегу баржу, внутрь погрузили имущество и укрылись сами, а севастопольцев оставили сверху на палубе, как живой щит.
– Когда мы вышли в открытое море, то увидели советские самолеты. Они начали бомбить, одну баржу даже подбили, немногих удалось спасти. Немцы заставили нас махать простынями и белыми тряпками. Мы оказались в городе Констанца, только пока об этом не знали. Когда увидели румын, поняли, где мы. Однажды к нам пришла румынка и стала просить у мамы отдать брата младшего, хотела себе ребеночка. Она говорила: «Отдай, он будет живой, а вы все погибните». Мама сказала, что если будем погибать, то вместе. Она дала нам кусок сала. До сих пор я помню этот вкус. Оно было такое желтое. С тех пор, сколько хожу, не могу найти подобного. Нет такого сала.
В румынском лагере пленные пробыли недолго. Спустя неделю товарные вагоны набили людьми. Места не хватало даже для того, чтобы сидеть на корточках. Пленных везли в западную Германию, город Хаген. Они оказались на литейном заводе «АГ Крупп» —крупнейшем промышленным концерне страны.
– Завод — огромнейший. Болванки раскаленные, столы большие, молотки, отбивающие окалину, а мы — дети — ее собирали. У нас были такие корзинки, и мы должны были выполнять норму. Наказывали, так называемой, «гуммой» из резины и свинца. Меня били дважды. Дети работали с 6–7 лет, а старухи смотрели за малышами. Муж моей крестной остался без ног, их сожгли раскаленные болванки. К концу войны наши бараки на заводе сгорели. Я помню, как мы прятались в подвале, где проходила коммуникация. Нас уже почти не охраняли, но завод продолжал работать.
Рядом с заводом расположился лагерь интернационалистов. Периодически они получали посылки из «Красного креста» и делились едой с теми, кто жил на заводе.
«Первый раз увидела жвачку»
15 апреля 1945 года пленных освободили американцы и стали откармливать. Всех отвезли в небольшой пустовавший городок.
– Я забежала в один из домов на второй этаж. Комната — красивая, светлая, буфет стоял и черный дерматиновый диван. Каждый день нам привозили бидоны молока по 40 литров и ставили на каждой площадке. Помню, как брат не мог напиться. Конечно, в лагере почти не кормили. Давали «кулирабу» из ботвы. Я тогда в первый раз увидела жвачку. Ее жевали темнокожие американцы.
Через три месяца бывших пленных передали советским войскам. Возвращение в Севастополь оказалось нелегким. Тех, кто оказался в Германии, тщательно проверяли и в город не пускали.
– Но папа все предусмотрел. Еще, когда мы прятались в Бахчисарае у доброго татарина, он закопал наши документы. За это время они сохранились. По ним нас и пропустили в Севастополь.
После войны, тех, кого угоняли в Германию, еще долго называли врагами народа.
– Помню, как мама привела нас в школу, а директор Клавдия Алексеевна говорит: «Немцев хлебом с солью встречали, а теперь в советскую школу пришли?» Обидно было.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
