Новости – Общество
Общество
«Меня убивали много раз»
Фото: Элина Мятыга, специально для РП
Архитектор Адольф Шеффер — о том, как возрождался и застраивался Севастополь
24 ноября, 2014 18:26
16 мин
Адольф Шеффер — заслуженный архитектор УССР, член–корреспондент Украинской Академии архитектуры. Вот уже 64 года он проектирует здания, исторические памятники, современные мемориальные сооружения, жилые кварталы, школы и детские сады в Севастополе. На его счету — центральный зимний рынок с известным пассажем, вошедшим в книгу как «Лучшие интерьеры Украины», Триумфальная арка (редчайшее сооружение на просторах СНГ), расположенная на въезде в город, Морской гидрофизический институт и многие другие знаковые объекты. 29 ноября заслуженному архитектору исполнится 90 лет. Но, несмотря на свой преклонный возраст, он продолжает трудиться на благо города–героя.
Адольф Шеффер встретил нас дома. Его квартира с высокими потолками напоминает музей советской эпохи. В комнате на стене весит красный ковер. Даже обои тех времен дожили до наших дней. На полках разместились макеты и проекты работ мастера, книжные полки уставлены различной литературой. Почетное место на серванте занимает бюст архитектора, подаренный ему на 50 лет севастопольским скульптором Станиславом Чижом.
– Я родился в Одессе в 1924 году, — рассказывает Адольф Львович. — Мне было 16 лет, когда в июле 1941 года нашу семью эвакуировали под Ростов в казачью кубанскую станицу. Там в избе на табуретке с линейкой, сшитой из двух почтовых открыток, я творил свои архитектурные экзерсисы, создавая интерьеры фантастического оперного театра. В перипетиях войны мама сохранила мой альбом и благодаря ей они дожили до наших дней. Для меня они очень дороги, я горжусь ими. Это была вспышка молодой юношеской фантазии. Сейчас я бы не смог так раскрепощенно и свободно рисовать архитектуру, эти огромные анфилады зал и лестниц.
Архитектор достает с полки папку и, демонстрируя работы тех лет, вспоминает годы войны.
– В первую ночь эвакуации 18 июля 1941 года наш поезд остановился на полустанке, — рассказывает Адольф Львович. — Люди пошли в поле, а я остался дежурным в вагоне. Читал книгу по истории архитектуры Гартмана, и когда дошел до капители коринфского ордера, крики ужаса выбросили меня из вагона. Над нами плыли три юнкерса, из их фюзеляжа на нас посыпались десятки бомб. Тогда многих убило. Мать и бабушку я нашел невредимыми, а рядом их соседка, молодая девушка Сара лежала мертвая. Ее неподалеку и похоронили.
Второй раз Адольф Львович выжил чудом. Они ехали в товарняке для погрузки угля.
– Каждому пассажиру разрешалось взять с собой не более трех тюков с вещами. Утром я вылез по нашему багажу наверх вагона и на мгновение застыл. На меня в полной тишине планировал немецкий истребитель. Я видел лицо летчика в черных очках. Доли секунды мы смотрели друг на друга в упор, и тут из-под крыльев вырвались пулеметные трассы. Я очертя голову бросился на дно вагона, юркнул вниз, и меня не достало.
В октябре 1941 года школьник 9 класса был мобилизован и вместе с сотнями таких же мальчишек и девчонок отправлен в трудовые спецроты — рыть окопы между Ростовом и Таганрогом.
– Через нас переваливался бегущий фронт, а приказа отходить все не поступало. На следующее утро ко мне прибежала мама. Она пешком преодолела расстояние в несколько километров для того, чтобы принести мое освобождение от работ в связи с билетом на эвакуацию. У меня сохранилась справка командира спецроты с подписью писаря. Но недавно мне из Ростова пришла бумага, что они ни о каких спецротах ничего не знают. В 80–е годы я читал в «Знамени», как немцы в стогах в степи под Чалтырем ловили наших комсомольцев, насиловали и убивали. И вот же, ничего не знаем, нет сведений...
За три месяца до совершеннолетия, в августе 1942 года Адольф Шеффер был призван в армию. Он стал курсантом Харьковского пехотного офицерского училища в Намангане, но к моменту его окончания заболел и был комиссован. Далее служил под Ферганой в райвоенкомате, пока военком в приказном порядке не отправил его в госпиталь. После двух месяцев лечения в 1944 году он был на шесть месяцев уволен из армии. И тогда же вторично подал заявление в Московский архитектурный институт, который окончил в 1950 году. По распределению он был направлен в Горпроект Севастополя, где уже через два года стал главным архитектором проектов.
– Помню, как в первый же день приезда нас молодых архитекторов пригласили на заседание градостроительного совета и попросили первыми поделиться своим мнением по рассматриваемому проекту. Это было трудно, боязно и необычно, но мы справились, ведь у нас была хорошая подготовка в институте.
– Что в работе архитекторов изменилось за эти годы?
– Раньше было больше принципиальности, профессионализма, знания классики, а это краеугольный камень при работе в любом стиле, — замечает Адольф Шеффер. — А сейчас, если и пытаются работать в классике, то это зачастую профанация. Было меньше меркантилизма. Мы не думали о заработке, с вдохновением отдавались работе. Влюбленные в свое дело, мы спорили о деталях фасада, членениях карниза, толщине и пропорциях колонн. Ведь хорошая, грамотная архитектура — это залог красоты города, особенно такого классического как Севастополь.
В 50-е годы в Севастополь часто приезжали маститые мэтры архитектуры из Москвы и Ленинграда.
– Мы жили большой творческой семьей и дружили с ними. Кольцо центра города — их рук и таланта дело, мы обсуждали каждую деталь, а теперь эту красоту и умение каменотесов закрывают дешевым пластмассовым дизайном, наглой рекламой.
В те годы на обсуждение совета подавались фасады, отмытые черной тушью, чтобы видна была сама архитектура, а не цвет стены и деревьев, цветными делали только перспективы.
– Теперь и архитектуры нет, а фасады подаются, словно разрисованная кокетка. Сейчас хозяин инвестор, он и автор, и законодатель. Вот и разбираем их шестнадцатиэтажное «творчество». Раньше, прежде чем нарисовать дом, рисовали почти всю улицу, чтобы найти размеры и силуэт новостройки. Создавались архитектурные ансамбли. Теперь эта хорошая градостроительная традиция забыта. Зато бесконечно боремся с точечной застройкой.
– Расскажите о своих проектах, какие из них запомнились вам больше всего?
– В начале войны 22 июня 1941 года взрывом мины был частично поврежден памятник Затопленным кораблям. В 1950 –1958 годах мне поручили восстановить разрушения пьедестала и колонны, но я на этом не остановился. Я срубил бетон нового фундамента над водой, который сделали в 1951 году и который искажал всю идею памятника, как скалы, выраставшей из волн моря. Весь гранит был поднят со дна, и я предложил уложить его в виде лестницы. Таким он и стоит по сей день, правда, без его родной бронзовой мачты, куда она исчезла, непонятно.
Адольф Львович рассказал, что проектировал дачу командующего Черноморским флотом, а также создал эскиз резиденции Горбачева, где последний был взят под арест 19 августа 1991 года.
– Мне очень интересно было делать проект апартаментов президента в «Заре» в Форосе. Они были запроектированы в виде каменного грота в горе, объект так и назывался «Грот». Там было все для автономного существования этого «монаршего» жилища, и я усмехался, когда писали, что президент изолирован от мира. У берега дежурила эскадра Черноморского флота.
При проектировании обелиска в честь города–героя Севастополя Адольфа Шеффера хотели отдать под суд.
– Я очень сильно мешал своими разными предложениями в процессе работ. То спорил со строителями по поводу медных пиронов для крепления облицовки, то по поводу сохранения проектных «ласточкиных хвостов» в плитах облицовки, то увеличил высоту обелиска на четыре метра. Именно это на одной из планерок вывело из равновесия одного крупного городского руководителя, и он мне пригрозил, что отдаст под суд. Кончилось тем, что сейчас видят все: плиты облицовки трескаются и отпадают, потому что вместо медных пиронов поставили анодированные железные, которые быстро заржавели, а «ласточкин хвост» убрали, и анкера крепления рвут альминский камень.
Адольф Львович рассказал, что раньше на месте центрального рынка был глубокий Одесский овраг, и он его решил засыпать.
– Тогдашний директор рынка Василий Осокин обратился в наш институт с просьбой создать проект здания центрального рынка. Ранее на его месте был овраг, и шли долгие споры, засыпать его или нет. Восторжествовала идея засыпки. Готовый проект мы с Василием Ивановичем повезли в Киев на согласование и утверждение. Но в Госстрое эксперты его отклонили. И тогда я решил доработать его в столице, не возвращаясь в Севастополь, с помощью киевских знакомых проектировщиков прямо на квартире. За три недели мы переделали проект, который в дальнейшем был принят с высокой оценкой. С тех пор мы стали закадычными друзьями с Василием Осокиным. И уже через месяц после отъезда вернулись в город с согласованным проектом центрального рынка стоимостью в 11 миллионов рублей.
Адольф Львович заметил, что в те времена главным архитектором Севастополя был Семен Тутученко, герой Советского Союза, бывший партизан–ковпаковец.
– Он встретил нас в Симферополе и сказал мне, что если бы я не согласовал этот проект, то он бы меня расстрелял, а раз согласовал, то расцелует. Когда мы приехали в город, и я, прихватив пиджак, вышел из машины, он остановил меня и сказал, что «так легко получить Звезду Героя». Оказалось, что у нас с ним одинаковые пиджаки, и я случайно взял его, со звездой, — смеясь, рассказывает архитектор.
Адольф Шеффер рассказал, что при строительстве пассажа в центральном корпусе рынка кто-то из верхов приказал под готовые консоли балкона второго этажа подставить дополнительные колонны.
– Я схватился за голову, так как пропадала вся красота конструктивного и архитектурного решений! Долго пытался разобраться в том, кто отдал этот приказ, но все говорили, что не знают. В итоге оказалось, что кто-то решил перестраховаться, но его отговорили от такой глупости. Стрессы всегда сопровождают жизнь архитектора.
Еще одним проектом Адольфа Шеффера стала Триумфальная арка, расположенная на въезде в город.
– Эту арку я задумал еще в 1954 году, но создать ее смог только в 1983, к 200–летию Севастополя. Я показал ее эскиз главному архитектору города Алексею Баглею, он зажегся этой идеей и подключил директора судостроительного завода Виктора Подбельцева. Все архитекторы и Горком одобрили проект, и она была построена без копейки городских денег. Но сейчас она бесхозная. Отдел культуры так и не признал ее своей. Когда она строилась, один секретарь горкома требовал, чтобы я увеличил в два раза цифры на арке, а другой хотел поднять барельефы наверх, но мы с Баглеем отстояли все наши идеи. При этом всегда поджимали сроки сдачи, и когда я стал требовать качества отделки, мне в шутку пообещали, что если я сорву сроки, то меня повесят на собственной арке.
Также на счету мастера многоуровневый пляж в Алуште.
– Когда мы создали этот проект, то поехали в Ялту на согласование. Но там почтенный синклит архитекторов полностью его отверг. В полном расстройстве, но с верой в правое дело через неделю я отправился в Симферополь к главному архитектору области Виктору Мелик–Парсаданову и согласовал его без каких-либо замечаний. Примечательно, что после его постройки меня и главного инженера проекта Александра Мартиросова наградили грамотой Госстроя Украины и Правления Союза архитекторов «За лечебно-климатический пляж, удачно вписанный в уникальный пейзаж южного берега Крыма». Вот уж действительно мы порезвились с Сашей под самым Ай–Петри. Это еще раз говорит о том, что мы под людьми ходим, и главные враги наши — это недомыслие и, возможно, зависть. Так что меня убивали много раз.
– Как вы проектировали Морской гидрофизический институт?
– Горпроект, в котором я работал, получил задание на разработку Гидрофиза, и проектирование поручили мне. Это была большая ответственность, так как комплекс должен был стоять на Хрустальном мысу, на виду у всего города. Именно это место предложил главный архитектор Валентин Артюхов. Мы с дирекцией будущего института отправились в Москву. Это был 1956 год, и я ехал к моим однокашникам–москвичам как триумфатор. Ведь то, что я проектирую, Москве и не снилось. Там мы поехали в московский Гидрофиз. В те времена он помещался на окраине города в бывшем графском особняке, с великолепным круглым колоннадным залом. Но сплошь был заставлен столами и перегородками и представлял довольно унылое зрелище.
Затем Адольфа Шеффера повезли в Вычислительный центр Академии наук СССР. Там располагался огромный фантастический зал с вычислительными машинами, опутанными всевозможными проводами и воздуховодами, все это гремело, трещало и мигало лампочками.
– Нас повели в подвал, где размещались вентиляторы и холодильники. И все это я должен был воссоздать в Севастополе. В итоге я все это запроектировал, и мы направились в Киев в академию наук Украины к инженеру Евгению Патону, где он меня проэкзаменовал детально и согласовал проект. После чего мы направились в Академию наук СССР. Тогда мы были первопроходцами, Гидрофиз был построен. Но с тех пор меня там забыли, ведь у них свои заботы. Также я спроектировал в нем огромный испытательный бассейн, но до сих пор не знаю, установили его или нет. С тех пор меня ни разу не пригласили внутрь.
– Как вам кажется, вы все успели в этой жизни?
– Разве можно все успеть? Человек — ненасытное существо, и я мечтаю восстановить в городе те исторические мемориальные сооружения, которые ждут своего часа. Многое еще не восстановлено из того, что в 1905 году построил царь Николай II к 50–летию Первой обороны Севастополя. Если не я, то другие севастопольцы доведут дело до конца. Есть памятники, до которых еще не дошли руки. Я мечтаю хотя бы составить библиотеку из рабочих чертежей, чтобы ею можно было воспользоваться в любое время. У меня были чертежи памятника Балаклавскому сражению, к которым обратились через 40 лет, лежат рабочие чертежи памятника адмиралу Лазареву, памятника воинам Камчатского люнета.
«Я работал только на одного заказчика — Россию»
Камчатский люнет расположен в 200 метрах от знаменитого Малахова кургана. Пока держался люнет, курган был неприступен. Сегодня на этом месте сохранился лишь холм с памятником адмиралу Истомину. А когда-то здесь стоял самый высокий из старых памятников Севастополя — чугунная игла с бомбой наверху на гранитном пьедестале.
– Есть еще в архивах Ротонда на Первом бастионе. Также ждут своего восстановления Волынский и Селенгинский редуты. Из дониколаевского времени ждет своего часа великолепная Адмиралтейская башня с часами. Из современного — лежат с 1986 года чертежи моей навигационной башни на Южном молу при входе в Севастопольскую бухту. Ее начал строить Черноморский флот. Надеюсь, что флот вспомнит и сделает симметричным и монументальным морской вход в бухту.
– Какие проекты были для вас самыми знаковыми?
– Это самый тяжелый для меня вопрос, ведь все это любимые дети. Тут и Триумфальная арка, и навигационные башни, и мой первенец — пассаж рынка, и мое новое здание, построенное в 2004 году, — Дом Москвы на Нахимовской площади.
На счету Адольфа Шеффера также памятные знаки адмиралам Клокачеву и Корнилову, реконструкция 1, 2, и 3 Бастионов, мемориального комплекса Малахова кургана и многие другие.
И сегодня Адольф Львович участвует в архитектурной жизни Севастополя. С 2014 года он состоит в президиуме Градостроительного совета города, где помогает проектировать теперь уже российский Севастополь.
– По сути дела, с 1950 года я работал только на одного дорогого мне заказчика — Россию, — подводит итог архитектор.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
